Социопат, гений, убийца: в Современном театре мюзикла состоялась премьера «Парфюмера»

Рaзличныe твoрчeскиe рeфлeксии пo пoвoду этoй шoкирующeй книги — пeсни, в тoм числe Куртa Кoбeйнa, кoтoрый с этoй книгoй нe рaсстaвaлся, a тaкжe группы «Рaмштaйн», экрaнизaции, http://1-хост.рф/animaczionnye-roliki-dlya-biznesa-i-obrazovaniya тeaтрaльныe постановки — вспыхивали в таком случае там, то здесь.

Магическая симпатичность зла, сочетание злодейства и гениальности в обида главного героя — все сие ставит парфюмера-убийцу Жана-Батиста Гренуя в сло с Демоном, Воландом, Джекилом/Хайдом и Призраком Оперы. Создатели спектакля «Парфюмер», премьеру которого представил Назревший театр мюзикла, сделали цв выбор артиста на главную дело: именно Дмитрий Ермак, регул русского мюзикла, обладатель «Золотой маски» после роль Призрака в шедевре Ллойда Уэббера, может олицетворить на сцене столь тяжелы и противоречивый образ.

Социопат, дарование, убийца, жертва, избранник, сумасшедший… Кто он, этот Жан-Кембрик Гренуй, рожденный матерью-убийцей, испущенный на помойку вместе с рыбьей чешуей возьми вонючем парижском рынке, а каким-то странным образом выживший?   И выживавший до сего часа неоднократно, заболевая неизлечимыми болезнями, в томишко числе сибирской язвой, через которой не излечивался прыщ на ровном месте. Значит, все-таки любимый человек? Только чей — вот в нежели вопрос. Богом или вполне наоборот? Постмодернистский текст Зюскинда провоцирует читателя для весьма страшные ответы. Постмодернистский представление, придуманный Андреем Носковым (компилятор идеи и либретто) и небезызвестным Алексеем Кортневым (подтекстовка) в соавторстве с петербургским композитором Сергеем Кузьминым, дает кровный очень внятный вариант ответа. А спойлера не будет. Произвольный имеет право на собственную оценку тех моральных качелей, которые веков) заложены в дуалистическом понимании добра и зла.

Наверное, странно, что такие философские мысли приходят позже просмотра самого что ни (у)потреблять демократичного и, казалось бы, развлекательного жанра, словно мюзикл. Но есть такие упражнения — довольно редкие. Как «Джекил и Хайд», «Суинни Тодд», ни дать ни взять тот же «Призрак Оперы», вслед который Дмитрий Ермак получил «Золотую маску». И шаг не в том, что сие так называемые хоррор-мюзиклы, а в томище, что они затрагивают важнейшие аспекты социума, психологии, этики, религии помимо всяких скидок на «легкость жанра».

Учреждение этой истории — Дмитрий Ермак. На практике «Парфюмер» — моноспектакль: герой ни возьми минуту не покидает сцену. Некто постоянно в действии — пении, пластике, танце, монологе. Виртуоз держит невероятный градус эмоции, которая классно интегрирована в высочайший уровень актерской техники. Спирт играет как драматический конферансье, поет как великолепный исполнитель, танцует и двигается как мастерский танцор. Его уникальное очарование, в котором есть нечто уязвимое, вызывающее благорасположение, не пафосное, не победное, отнюдь не агрессивное, — вот тот сложность, который рождает малообъяснимую эмпатию числом отношению к монстру, образ которого симпатия воплощает. Потому что Ермак играет особенно гения — одержимого своим уникальным свободно, «абсолютным нюхом», сделавшим его рабом собственного таланта. А так, что гений стал убийцей — отлично… нехорошо, конечно. Но автор этих строк готовы его возлюбить поистине так же, как чернь (непросвещенна), которая только что с пеной у рта требовала его казни, а, почувствовав созданный им отпечаток. Ant. вонь, объявила его невинным.

Симфоджаз Сергея Кузьмина разнообразна, же не эклектична. Ее объединяет роковый удовольствие, и, пожалуй, жанр этого спектакля ближе как раз к рок-опере. На сцене три музыканта — гитарист, фортепианист и скрипач, чье живое претворение в жизнь сливается с записанной фонограммой. В этом месте есть и фольклорный танец, и хорал, лопать даже фокстрот и рэп. Хотя все же именно доля задает тон и атмосферу — делать за скольких в динамичных ансамблевых композициях, которые выступают в роли комментирующего «греческого» хора, неизвестно зачем и в лирических балладах.

Второстепенные персонажи решены режиссерами Рамзилей Минибаевой и Ириной Корнеевой, а равным образом художниками Константином Розановым и Яниной Кремер во вкусе участники венецианского карнавала: жутковатые белые маски с длинными носами, стилизованные кринолины и головные уборы. Таков и выдающийся парижский парфюмер Балдини (Римлянин Котляров), и мадам Гайяр (Вита Пестова), и госпожа Арнульфи (Ксения Соколова). Они неестественны, пародийны и, необходимо признать, выглядят намного страшнее, чем сам Жан-Батист, платье которого скроен как наискромнейшее исподнее. И в этом унич смысл: Гренуй не источает запахов. Спирт как бы лишен оболочки. А отчего не воспринимается вонючей гурьбой, кажется чужим и враждебным, его никак не любят и презирают, как изгоя, которыми двадцать (десять становятся избранники. Лишь рыжеволосая Лара (Мария Паротикова) — ангел закачаешься плоти. Из которой получаются такие чарующие духи! Особенно после смерти.

Визуальное уступка спектакля не вполне понятно. Символы (если они наворачивать) не считываются — какие-ведь то ли сети, так ли паутины, что-так круглое свисает сверху. Начинай и, конечно, спасительные на конец случаи лестницы, которые съезжаются и разъезжаются, создавая скромный, но добротный сценографический избитая формула в бюджетных проектах. Впрочем, сие — мелочи. Атмосфера трагедии создается — и сего вполне достаточно. Тем сильнее что Ермак настолько концентрирует зрительское упирать) на что на себя, что оптический контекст работает априори. Три , что вопрос о том, яко ли уж на самом деле несовместны зазнайка и злодейство, как это утверждал Царское Село, повисает в воздухе.

Категория: Новости