Приплыли: американский профессор пытается понять русскую литературу

Сбoрник лeкций Джoрджa Сoндeрсa, oбучaющeгo в Сирaкузскoм унивeрситeтe, чтo в штaтe Нью-Йoрк, сoчинeнию xудoжeствeннoй литeрaтуры нa сeминaрe «Русский рaсскaз XIX вeкa», сoдeржит aнaлиз сeми образцов малой прозы: трех чеховских рассказов («На подводе», «Душечка» и «Крыжовник»), двух толстовских («Хозяин и работник» и «Алеша Горшок»), гоголевского «Носа» и «Певцов» изо тургеневских «Записок охотника». Исследования заокеанского мэтра в свою цепь подвергла анализу критик Лина Маслова и представляет книгу недели, умышленно для «Известий».

Джордж Сондерс

«Купание в пруду по-под дождем»

Москва: Inspiria, 2022. — Везение. с английского Ш. Мартыновой. — 512 с.

Оригинальное топоним книги взято из «Крыжовника», отколь Сондерс позаимствовал и эпиграф, описывающий, чисто герой плещется в пруду: «Ах, бог мой... — повторял симпатия, наслаждаясь. — Ах, боже моего...»

Жертвы науки и прогресса: зачем во время атомной бомбардировки работник красного креста побеждает самурая

События в Нагасаки глазами врача-христианина

В принципе, нотка эпиграфа передает почтительное и восторженное обращение автора к преподаваемому предмету. Типа чеховскому Ивану Ивановичу, что всё «нырял, стараясь дотянуться дна», американец старается поглубже затонуть в методологию русских мастеров, да и то их тексты как-ведь упорно выталкивают его в поверхность, и не только изо-за трудностей перевода (неминуемо искажающего восприятие), но и изо-за разницы менталитетов и мировоззрения.

Таковой gap, зазор в восприятии, вроде бы безлюдный (=малолюдный) смертельный и не гигантский, только всё же непреодолимый, представляет главнейший социально-психологический интерес в книге, идеже собственно литературоведческая составляющая выглядит вдоволь простодушно. В особенности по сравнению с лекциями другого американского профессора, В.В. Набокова, чьи «Лекции согласно русской литературе» и монографию «Николай Гоголь» Сондерс с радостью цитирует по всем подходящим поводам. Не без того порой американец ставит получи вид русскому коллеге «брюзгливость» (а именно, когда Набоков проходится по мнению Тургеневу, которому «не доставало воображения»), так в целом набоковские формулировки дуриком придают «Купанию...» более образованный вид. Они удачно оттеняют прагматичный и неразумный подход Сондерса, который в начале т. е. бы объясняет истоки своей прямолинейной приземленности: «Меня учили бери инженера в Колорадском горном школа, художественной прозой я занялся пора идти на покой...»

Приплыли_1

Фото: ТАСС/Гуля Бобылев

Один из самый полезных методов, который подсказывает профессору его инженерная смекалистость, — это максимально упростить предмет обсуждения обсуждения, очистив его накануне голой сюжетной схемы: «Прежде нежели приступить на наших занятиях к критике, я часом прошу участников выступить с скажем называемой «голливудской версией» рассказа — кратчайшим пересказом изо одной-двух фраз». Империя грез, те или иные его провизия и деятели, неоднократно всплывают в книге Сондерса, по причине чему она местами напоминает одно с бесчисленных пособий по сценарному мастерству. Подобные учебники о часть, как написать, а главное продать за тридцать сребреников гениальный сценарий, что в Америке, что-то в России, одинаково надежно вправляют голова будущим драматургам, отбивая у них умение к нешаблонному мышлению, которое потенциальных продюсеров всего-навсего пугает и раздражает.

Эстетика и волюнтаризм: т. е. медиевист может превратить умение в приключение

16 эссе о противоречивой парадоксальности визуальной культуры через глубокой древности до наших дней

Одно с ключевых слов в книге Сондерса — «алгоритм». Видать, она пригодилась бы программистам, натаскивающим нейросети держи создание текстов: там, идеже человеческий мозг начинает сквашиваться от этого утомительного раскладывания после полочкам, нейросеть, вероятно, во вкусе раз извлечет полезные знания. Делая вид, что спирт обнажает мыслительные механизмы, чартист рисует осыпающимся мелом объединение живой ткани литературного произведения домашние графики, схемы и формулы, создающие иллюзию упорядочивания того, сколько упорядочить невозможно по определению. Поддерживая в своих доверчивых студентах иллюзию, сколько их учат думать, словно Чехов, Сондерс благоразумно умалчивает, отчего на самом деле непревзойденный способ думать, как Лопасня, — родиться этим самым Чеховым.

Обаче, сам профессор понимает нереальность своей задачи систематизатора, по сию пору раскладывающего на составные первоэлементы. В что за-то момент Сондерсу случается выступить с откровенным дисклеймером, с признанием ограниченности своего метода: «...взвешивание того или иного рассказа в технических понятиях — нежели мы с вами здесь и заняты — далеко не раскрывает полностью того таинства, по образу рассказ на самом-ведь деле пишется». Затем мастак ударяется в похвальную скромность: «Сам я совершенно не критик, не медиевист литературы, не специалист числом русской литературе России. Моя художественная содержание сосредоточена на попытке надрочиться писать рассказы, трогающие читателя, какие свербит дочитывать. Себя я считаю побыстрей эстрадным артистом, нежели ученым».

Категория: Культура