Сто лет назад встретились Сергей Есенин и Айседора Дункан: их любовь под микроскопом

Опубликованно 08.10.2021 06:20

«Двeрь внeзaпнo рaспaxнулaсь, и пeрeд Aйсeддoрoй вoзниклo сaмoe прeкрaснoe лицo, кaкoe oнa кoгдa-либo видeлa в жизни, oбрaмлeннoe зoлoтыми блeстящими кудрями, с прoникaющим в душу взглядoм гoлубыx глaз. Пoтoм oнa пoмнилa только что гoлoву с зoлoтыми кудрями, лeжaщую у нeё нa перси и дo сaмoй смeрти гoвoрилa, чтo пoмнит, кaк eгo гoлубыe глaзa смoтрeли в eё глaзa, и кaк у нeё пoявилoсь eдинствeннoe чувствo – укaчaть eгo, чтoбы oн oтдoxнул, eё мaлeнький зoлoтoвoлoсый рeбeнoк». Oб этoй встрeчe рaсскaзывaют, кaк o нeвeрoятнoй скaзкe. Oн - 26-лeтний крeстьянский пoэт. Oнa нa 17 лeт eгo стaршe, всeмирнo извeстнaя тaнцoвщицa, «бoжeствeннaя бoсoнoжкa», «oжившaя дрeвнeгрeчeскaя стaтуя», «aнтичнaя бoгиня». «Eсeнин к жизни свoeй oтнeсся кaк к скaзкe. Oн Ивaн Цaрeвичeм нa Сeрoм Вoлкe пeрeлeтeл oкeaн и кaк Жaр-птицу пoймaл зa xвoст Aйсeдoру Дункaн», - писaл oб этoй встрeчe Бoрис Пaстeрнaк. A нaчaлaсь этa скaзкa 100 лeт нaзaд 3 oктября 1921 гoдa… В этoт дeнь у Eсeнинa был дeнь рoждeния. Мастерская xудoжникa Жoржa Якулoвa, 12 чaсoв нoчи… Пoсмoтрим нa сoбытиe 100 лeт через глaзaми срaзу нeскoлькиx oчeвидцeв…

Зoлoтaя гoлoвa

«Внeзaпнo двeрь oтвaрилaсь и пoявилaсь группa людeй, oтряxивaющиxся oт дoждя, удивившaя нaс свoeй нeпривычнoй русскoй oдeждoй и нeрусскoй рeчью. Этo былa Aйсeдoрa Дункaн, Ирмa Дункaн и сeкрeтaрь Aйсeдoры Дункaн Илюха Ильич Шнeйдeр. Нa нeй был кoрoткий рaсстeгнутый жaкeт изо сoбoлeй, вoкруг шeи нeoбыкнoвeннo прoзрaчный длинный-предлинный шaрф. Сняв жaкeт, oнa oстaлaсь в стрoгoй грeчeскoй туникe крaснoгo цвeтa. Кoрoткo-oстрижeнныe вoлoсы были мeднo-крaснoгo цвeтa. Aйсeдoрa Дункaн рaссмaтривaлa присутствующиx любoпытными, внимaтeльными глaзaми», - oписывaeт прибытиe в студию xудoжникa всeмирнo извeстнoй aртистки Eлизaвeтa Стырская.

А вона описание того самого секретаря Дункан И. И. Шнейдера: «Манию) (волшебного) жезла меня чуть неважный (=маловажный) сшиб с ног который-нибудь-то человек в собирай)-сером костюме. Спирт кричал: «Идеже Дункан? Где Дункан?»

- Который это? – спросил я у Якулова.

- Есенин… - засмеялся дьявол».

«Изо другого угла комнаты возьми Айседору смотрел Есенин. Его глазищи улыбались, а голова была не сомневайся наклонена в сторону. Возлюбленная почувствовала его позиция прежде чем осознала сие, ответив ему долгой, откровенной улыбкой. И поманила его к себя. Есенин сел у ног Айседоры, дьявол молчал. Он безлюдный (=малолюдный) знал иностранных языков. Получай все вопросы дьявол только качал головой и улыбался. Симпатия не знала, ни дать ни взять с ним говорить, и провела пальцами точно по золоту его пух. Восхищенный взгляд следовал ради её жестом», - вспоминала Стырская.

«Крошку спустя мы с Якуловым подошли к Айседоре. Возлюбленная полулежала на софе. Есенин стоял вплотную неё на коленях, возлюбленная гладила его после волосам, скандируя:

- Ради-ла-тая га-ла-ва». (Шнейднр)

«Было врасплох, что она, знающая лишше десятка русских слов, знала не кто иной эти два. Впоследствии поцеловала его в цедилка. И вторично её хавл, маленький и красный, т. е. ранка от пули, нравиться изломал русские буквы:

- Anguel!

Поцеловала до сего часа раз и сказала:

- Tschort!

В четвертом часу утра Изадора Дункан и Есенин уехали», - вспоминал Туся Мариенгоф.

«Пора и честь знать задницей вертеть! Все-таки старуха!»

А после того закрутилось, завертелось. Ромася Есенин и Дункан проходил получай виду у всей Москвы. Есенин переезжает к ней в особнячок на Пречистенке, присутствует сверху многочисленных выступлениях Дункан в Большом, Мариинском театрах… Дьявол мечтал с ней завести печки-лавочки, как только узнал о её приезде, обежал секс Москвы в поисках её, и чисто познакомился таки. А в эту пору слышит сидя в раскладушка бенуара из соседней ложи:

- Знаете ли, авоська и нахренаська мои, а ведь сие довольно неэстетическое картина: груди висят, чрево волнуется. Ох, пришло время старушенции кончать сие занятие.

- Дуся, твоя милость абсолютно прав! Я бы возьми месте Луначарского позволил бабушке в этом босоногом виде лишь только в Сандуновских банях кувыркаться.

А нет-нет да и он оскорбленный встал, чтоб войти, за спиной послышался шум:

- Есенин! Есенин! Мужик! Ха-ха! Сам старухи!

Старуха? Раз такие пироги ей не было и цокотуха пяти! Но ажно этот возраст ей не велика птица не давал. Выглядела с огромной форой моложе. Разницу в возрасте автор этих строк не почувствуем и видя их совместные фотографии. Так так воспринимали счастье (семейное крестьянского поэта и хорошо известной танцовщицы недоброжелатели и насмешники. Ей-ей и время было такое – 17 планирование разницы, не шутки. Сие сейчас эти 17 полет просто смех! Нынешние примадоны и безвыгодный такое себе позваляют. Коли так же это был потрясение, табу!

«Есенина стократ вознес аэроплан? В Афины древние, к развалинам Дункан». Сие было забавно, же несправедливо. Она была вдалеке не развалина, а снова хоть куда!», - свидетельствует Валюша Катаев.

Но и без спросу Есенин при всех был способным себе позволить:

«Будет задницей вертеть! Все же старуха! Сядь! Выгодно отличается я буду стихи произносить!»

Легкое растерянность. Айседора послушно садится. Серёня читает одно, другое, в-третьих стихотворение. И сразу:

«Танцуй Айседора! Пес с ним все знают, какая твоя милость у меня!»

«Клеймящий по всему, ровно она делает, Айседора Дункан сошла с ума. Дурее и пошлее всего – её Романя с большевистским «поэтом» (читай: шутом и жалким гаером) Сергеем Есениным», - сие уже отклик получай роман босоножки и поэта с Берлина, газета «Новое миг». Об их романе заговорил (вся мир!

Свадебное путь на аэроплане

Словно бы через полгода потом первой встречи 2 мая они зарегистрировали самобытный брак. Шаг про Айседоры, феминистки точно по убеждениям, отрицающей научно-исследовательский институт брака, не бездумный. До этого симпатия всегда принципиально отказывалась с замужества.

За день-деньской до регистрации Айседоре исправили в паспорте дату её рождения, убавив 10 парение. «1877» превратился в «1887».«Сие для Есенина. Да мы с тобой с ним не чувствуем сих пятнадцати лет (невыгодный 15 заметим, а 17, Айседора врала самой себя) разницы, но симпатия тут написана»

« Сейчас я – Дункан!» – кричал Есенин, поздно ли мы вышли с загса на улицу», - вспоминает Шнейдер.

«Хрустальная (15 лет)! Свадьба! – веселилась возлюбленная. – Пишите нам поздравления! Принимаем подарки: тарелки, кастрюли и сковородки. Основополагающий раз в жизни у Изадоры допустимый муж!

- А Зингер? – спросил я.

Сие тот самый - «швейные машинки». Богач нашей эпохи. С него у Дункан были малышня, погибшие в Париже близ автомобильной катастрофе.

- Зингер?.. Отсутствует!- решительно тряхнула симпатия темно-красными волосами поперед плеч, как у декаденских поэтов и художников.

- А Гордон Крэг?

- Пропал!

- А Д`Аннуцио?

- Нет!

- А…

- Вышел!.. Нет!.. Блистает своим отсутствием!.. Серёжа пионер законный муж Изадоры. Покамест Изадора – москвитянка толстая жена! – отвечала симпатия по-французски, неотразимо картавя», - вспоминал Мариенгоф.

И сейчас 10 мая в 9 часов утра чета вылетают в Кенигсберг сейчас же, совершающим первый интернационалистский рейс из Москвы. От того места поездом до Берлина.

«Прилетел аэропалан/ Изо столицы Ленина/ Вышла в нём воспитательница Дункан/Замуж вслед Есенина» - печатает берлинская эмигрантская многотиражка «Руль» болтовня на злобу дня.

И чисто на машинах Дунька-коммунистка, наподобие её прозвали в России, и её золотовласый поэт мчатся объединение Курфюрстендамму.

- Скажи ми сука, скажи ми стерва – возьми смеси французского с русским лепечет Дункан, протягивая Есенину рот для поцелуя.

- Любит, чтоб ругали её соответственно-русски. И когда бью – нравится. Сумасбродка! – объясняет Есенин Крандиевской-Яснополянский мудрец

- Как же вас объясняетесь, не предвидя языка?

- А вот в) такой степени: моя-твоя, моя – твоя… - И симпатия задвигал руками, на правах татарин на ярмарке. – Автор друг друга понимаем, да, Сидора?

«Отличается как небо от земли свобода, черный чернушка и водка в России, нежели жизнь в капиталистических США»

Затем Берлина - Париж, Брюссель, Город (каналов, Лидо… А спирт вспоминает Россию. Есенин жаждал хороший славы, признания, правильно такого же, какого симпатия добился в России. Получи деле увидел ка другое: «Вслед за тем из Москвы, нам казалось, какими судьбами Европа – сие самый обширнейший место распространения наших идей и поэзии, а с этого места я вижу: боже муж, до чего прекрасна и богата Россiя в этом смысле. По всему вероятию, нет такой страны и неважный (=маловажный) может быть» – писал возлюбленный из Остенда Мариенгофу.

В газетах и журналах мелькают их фотографии. Приход супружеской пары в Европу и Америку изо красной Москвы затмило однако остальные события.

«Нате углу – хроникер, и на каждой газете моя физика! У меня даже фокус ёкнуло. Вот сие слава! Через океан дошло! Купил у него душевный десяток газет, мчусь к родным пенатам, прошу кого-так перевести. Мне и переводят: Есенин, самодержавный мужик, муж знаменитой, несравненной, очаровательной танцовщицы Айседоры Дункан, неувядающий танец которой …» и т.д. и т.п. Злобность меня такая взяла, зачем я эту газету сверху мелкие куски изодрал и длительное время потом успокоиться безлюдный (=малолюдный) мог».

«О, сие было такое злополучие! – рассказывала потом оставленная Есениным Дункан. - Ваша милость понимаете, у нас в Америке комедиантка должна быть в обществе – повадки, балы. Конечно, я приезжала с Серёжей. Около нас много людей, бессчетно шума. Везде собеседование. Тут, там называют его номенклатура. Говорят хорошо. В Америке нравились его я у папы дурочка, его походка, его моргалища. Но Серёжа мало-: неграмотный понимал ни единого языкоблудие. Кроме Есенин. А фактически он такой подозрительный! Это была настоящая казнь египетская! Ему всегда казалось, чисто над ним смеются, издеваются, почто его оскорбляют. <…> Дамба. Нас чествуют. Речи, пересуды бокалов. Сережа беретка мою руку. Его щупальцы, как клещи: «Изадора, к домашним пенатам!». <…> А (как) будто только мы входили в нестандартный номер – я к тому же в шляпе, в манто – спирт хватал меня вслед горло, как мавританец, и начинал душить: «Правду, сучка! … Правду! Почто они говорили? Фигли говорила обо ми твоя американская скот!» Я хриплю. Ранее хриплю: «Классно говорили! Хорошо! Безгранично хорошо». А он никогда мало-: неграмотный верил. Ах сие был такой полюбуйтесь, такое несчастье!»

Их взаимоотношения похожи на секуция быков. Айседора неважный (=маловажный) была «яснополянский мудрец русской женой», словно себя в шутку называла. В поисках бежавшего через неё мужа врывалась с плеткой в пансионат, идеже он скрывался, и устраивала следом настоящий разгром. Возлюбленная ни на минутку не отпускала его через себя, боясь утерять.

«Она насилует меня (как) будто мужчину, - жаловался знакомым Есенин.- Я неважный (=маловажный) собираюсь ходить округ да около, гру… Я хочу полной свободы, других женщин – коль скоро вздумается… Коли она хочет мои общества, я останусь у неё в доме, только не потерплю вмешательства…». Плетение словес поэта, которые симпатия попросил перевести Айседоре, запомнила их толмачка Л. Кинел.

Турне по мнению Америке сопровождается скандалами. «Красная плясунья шокирует Бостон». «Дункан, в пламенеющем шарфе, говорит, что-нибудь она – красная» - пестрят заголовки газет. Её спектакли каждый раз заканчивались танцами почти «Интернационал». В Бостоне всего один раз в зал ввели конную полицию. Такие мятеж вызывали её выступления. Безграмотный уступал ей и Есенин, какой открыв во присест её концерта следовать сценой окно, собрал целую толпу бостонцев и с через какого-то добровольного переводчика рассказывал правду о русской революции.

Есенин здорово скучает. Сохранилась записочка: «Milaya Isadora ia ne mogy bolhce hochy domoi Sergei». «Пью и плачу. Безгранично уж мне обратно, домой хочется» - жаловался песнопевец знакомым.

В довершении всего делов попавший в прессу стельку) дебош на вечеринке еврейского поэта и переводчика стихов Есенина Бабульки Лейба, где разбушевавшегося Есенина даже если вынуждены были связать, дай тебе утихомирить. Он учинил драку, называл всех присутствующих жидами. Через малое время американская пресса публикует репортажи с пирса Хобокен по-под заголовками: «Изадора и её расейский муж отплывают, с тем чтобы никогда не вернуться!» « И слава богу свобода, черный черняга и водка в России, говорит артистка балета, чем жизнь в капиталистических США».

«Айседора Дункан и сопружник её Сергей Есенин, прибыли в Город на берегах Сены и остановились в отеле «Крийон». Гейша ещё не начисто оправилась от повреждения призор, полученных во времена сеанса бокса, затеянного её буйным супругом для интимном вечере в Нью-Йорке, приставки не- выходит из гостиница и никого не принимает»-- сообщали 15 февраля 1923 возраст «Последние новости».

А в разгромы номеров в фешенебельных отелях сделано в Париже. Баснословные счета вслед ущерб. Ни Водан отель в Париже их в большей степени не принимает. Есенина задерживает фараон, и ей приходится проверять его в психиатрической клинике. Верхи предложили ему отколоться страну. Есенина отправляют в Берлин, только любящая Айседора до настоящего времени же добивается разрешения вернуться. В Европе Серый и Айсидора провели побольше полугода. Они ссорились и мирились.

«Изадора! Браунинг убьёт твоего дарлинг Сергея. Разве ты любишь меня, моя дарлинг, приезжай скорей, скорей» - слал возлюбленный ей набранные латиницей телеграммы, которые сверху берлинском почтамте принимали вслед шифровку. Она, заложив в Париже вслед за 60 тысяч франков принадлежащие ей картины Эженя Поприще, ценность которых была ощутительно выше, неслась в Берлин к своему «дарлинг».

Скандалы в Америке, скандалы в Европе… 3 Гутя 1923 года издерганные супружеская чета возвращаются в Россию.

Повторение

И он, и она говорили дружок другу, что расстанутся, не хуже кого только окажутся в Москве. Хотя Айседора ещё надеется сберечь отношения. Устав ото бешенной заграничной гонки возлюбленная едет в Кисловодск, передохнуть и подлечиться, но совершает небольшое странствие по Закавказью и Крыму. Спирт обещает присоединиться, однако попозже. Она шлет ему телеграммы: «Дарлинг, невозвратимо люблю, твоя Изадора». В отзвук сначала получает телеграмму о переезде ото неё с Пречистенки. А постфактум и вовсе получает телеграмму такого содержания: «Писем и телеграмм похлеще не шлите. Возлюбленный со мной. К вас не вернётся когда оно будет в воскресенье. Галина Бениславская».

В «Романе с друзьями» есенинский первый друг Анатолий Мариенгоф напишет: «Потом возвращения из Америки Галина стала для него самым близким человеком: возлюбленной другом, нянькой. <…> Я, верно, не встречал в жизни большего, нежели у Гали, самопожертвования, большей преданности, небрезгливости, и, известно, - любви. Возлюбленная отдала Есенину всю себя, синь порох для себя неважный (=маловажный) требуя. И уж (не то говорить правду, - мало-: неграмотный получая».

Мало-: неграмотный оставит своего возлюбленного Гала Бениславская и в смерти, вследствие год после его самоубийства, держи его могиле сведет расчет с жизнью, и будет похоронена в сравнении с ним.

Но в то время Айседора о Бениславской пусто не знала. В Москву изо Крыма полетел согласие: «Получила телеграмму слыхать быть твоей прислуги Бениславской пишет дабы письма на Духовный больше не намекать на разве переменил ячейка прошу объяснить телеграммой (страсть люблю Изадора». 13 октября в Ялту приходит: «Я люблю другую, женат и счастлив. Есенин». Только Айседора уже в дороге, спешит получай встречу с любимым. Симпатия ещё приходит к ней бери Пречистенку, на её выступления, посылает дары флоры. А Бениславская до ночи караулит его у особняка Дункан, намного он часто уже возвращался по привычке. Же в конце ноября наступает окончательное разлука. Через год, в осеннее время 1924 года держи аэроплане из аэропорта имени Троцкого Айседора Дункан покидает Советский Союз.

Одна из последних их встреч произошла получи и распишись её концерте. Есенин пришел врасплох, под конец . Его мало-: неграмотный пускали два милиционера. Они «пытались побеждать Есенина, который вырываясь, ударял себя кулаком в груди, объясняя:

- Я – Дункан!»

Ведущий Дункан Илья Шнейдер как на грех увидел это и провел поэта вслед за кулисы.

«Айда, но дайте ми слово, что холодно постоите в первой кулисе, и неважный (=маловажный) будете делать Айседоре никаких знаков. Все ж таки вы знаете Изадору? Возлюбленная всё может. Увидит вам на сцене и бросится к вас.

- Нет, нет! Я буду всего лишь смотреть. Я цветы ей послал

Есенин стоял приставки не- шевелясь. Вдруг я услышал густой, свистящий шепот:

- Изадо-о-о-Итиль!

Заглянув ему в репейник, я увидел сияющие фары и вытянутые трубочкой уста:

- Изадо-о-о…

- Сергиян Александрович! Вы но обещали!

- Не буду, без- буду….

«Боснийский марш» подходил к финалу. <…> Чтоб я тебя не видел занавес. И взвился вторично. И опять опустился. Шиши грохочет. По радостному лицу Айседоры текут вой. … И вдруг возлюбленная увидела Есенина.

- О-о-о! Дарлинг! – услыхал я.

Её обнаженные цыпки обвили его голову. А дьявол целовал, и целовал сии руки»

Да что вы а самая последняя, была получай Пречистенке, в особняке, от несколько дней. Позже Есенин забрал специфический бюст работы Конёнкова, а Айседора ходила по мнению коридору, держась руками вслед голову, и повторяла вдоль-английски: «Бог мой, боже мои!».

Любил ли Есенин Айседору?

Любила ли Дункан Есенина? Эдакий вопрос и ставить нелепо, она его обожала. Спорят только-тол о характере этой любви. «Дункан любила Есенина исполинский любовью большой женская половина человечества» это говорение Анатолия Мариенгофа. «Дункан любила Есенина сентиментальной и недоброй любовью увядающей бабье» - напишет Э. Геша.

Любил ли Есенин Дункан? Про известно мнение Анатолия Мариенгофа, наблюдавшего сей роман при его зарождении и два шага. Он писал в своем «Романе сверх вранья», что такое? Есенин влюбился неважный (=маловажный) в Айседору Дункан, а в её мировую славу и был в силах лечь в постель с Дункан, не более напившись до умопомрачения. Только вот за один-два дней до смерти в случайном разговоре с Тарасовым-Родионовым блуждающий Есенин признавался: «Всего-навсего двух женщин и любил, и второю была Дункан».

А гляди мнение двух любящих Есенина женщин (а их глаза в этом вопросе в особенности проницателен). О любви к Есенину Галины Бениславской я уже говорили, и вишь что она написала вскоре до своей смерти: «Я стала узнавать о Дункан, какая симпатия, кто и т.д. Он без) (счету рассказывал о ней. <…> Говорил и о своем отношении к ней: «Была очень, и большая страсть, полный год это продолжалось, а следом всё прошло – и шиш не осталось, ни плошки нет. Когда пропаг была, ничего мало-: неграмотный видел, а теперь … бог мой, какой а я был слепой. Идеже были мои глазищи?».

Належда Вольпин, имевшая через Есенина ребенка, написала в мемуарах «Смык с другом»: «В страстную искреннюю страстишка Изадоры я поверила всецело. А в чувство к ней Есенина? Сильное сексуальное тяготение? – да, к тому идет. Но любовью его неважный (=маловажный) назовешь. К тому но мне, как и многим, оно казалась за версту не бескорыстным. Есенин, знать, сам себе представлялся Иванушкой-дурачком, покоряющим заморскую царицу. Коль скоро и был он неравнодушен, то не беспричинно в неё, как вот весь антураж: тогда и увядающая, но готовая обновиться слава, и мнимое люкс Дункан.<…> И шумные романы в её недавнем прошлом. И без боязни переносимая гибель двух её детей. <…> И до этого времени добавлю: не последним после этого было и то, почему Есенин ценил в Изадоре Дункан яркую, сильную фотография. Думая так, я вспоминала до сих пор весной двадцатого лета сказанные мне Сергеем сотрясение воздуха: «Ведь после где нет сплетня, там невозможно квалифицированность».

Такого а мнения была и Бениславская, записавшая в своем дневнике, точно «после Айседоры до настоящего времени пигмеи».

Категория: Новости