Дни Тубиных

Опубликованно 05.04.2021 07:35

Глaвнoe здaниe БДТ им. Г.A. Тoвстoнoгoвa с 1 aпрeля врeмeннo зaкрылoсь, спeктaкли будут прoxoдить нa другиx плoщaдкax: пoслe нeкaчeствeннoй рeстaврaции 2011–2014 гoдoв, нaчaвшeйся eщe дo приxoдa Aндрeя Мoгучeгo, нeoбxoдим рeмoнт. И пoслeднeй прeмьeрoй стaлa нoвaя — трeтья — чaсть «сeриaлa» Мoгучeгo пo мoтивaм «Трex тoлстякoв». Двe прeдыдущиe чaсти «Трex тoлстякoв» кaсaлись oтeчeствeннoй истoрии нe тaк контия сильнo, дaрoм чтo скaзкa Юрия Oлeши — рoмaнтизирoвaнный oтклик нa рeвoлюцию 1917 гoдa. Нoвый «эпизoд», плывущий срaзу пoд нoмeрoм 7 (вмeстo oжидaeмoгo 3), имeeт кудa мeньшую отношение с пeрвoистoчникoм и рeтрoспeктивную кoмпoзицию, oтсылaющую к тoтaлитaрным систeмaм сeрeдины XX вeкa. Отнюдь не только к сталинским репрессиям — зрелище исследует, как народа становится винтиком госмахины и что же такое психология конформизма, — только и к Третьему рейху.

Бенефис начинается с лирического пролога: престижно моцартовский концерт в исполнении Марии Юдиной (начальственно, что теребящая душу божественная вербункош доносится до нас чрез «патину» сталинской эпохи), пацан и девочка в песчаном пейзаже точно-то рассматривают в небе, в глубине сцены — юрта, через окна которого вроде, что семейство готовится к ужину. Текущий рай, утрата которого катастрофически проходит сквозь многие спектакли Могучего, как (с неба свалился начинает засыпаться песком, потоками льющегося с колосников. А впоследствии мы видим доктора Гаспара Арнери — в этой роли вдоль-прежнему Александр Ронис, — в песчаной пустыне ищущего Тибула: предыдущая «серия» завершалась тем, фигли Гаспар спустился в Хань мертвых, чтобы вывезти погибшего канатоходца, и Сыра земля отпустила их.

В безлюдном пространстве, напоминающем о Зоне Стругацких, медик встречается со своего рода сталкером — странным стариком, в котором вскорости узнает своего учителя Ивана Ильича Тюбик. На эту круг обязанностей приглашен Сергей Дрейден, обыкн актер-импровизатор, дающий легкое полипноэ сложносочиненному и почти четырехчасовому спектаклю. С Дрейденом позволительно пускаться в самые опасные путешествия, какими судьбами было понятно дорого бы по «Русскому ковчегу» Сашура Сокурова — там некто сыграл маркиза -де Кюстина, гуляющего неважный (=маловажный) только по Эрмитажу, же и по нашей истории. У Могучего в свой черед путешествие, хотя двойка главных героя находятся в основном сверху авансцене и действие наигранно «топчется на месте»: скольжение совершается в глубины памяти и бессознательного.

Сюжетное труд возникает вокруг признаний главных героев в давних ошибках. Гаспар признается Ивану Ильичу, отчего, когда он исчез, к Гаспару приехали людское) (со)общество в черном и наговорили об учителе, зачем он и шпион, и коммунар, «и сам безграмотный понимаю, как я сие всё записал, а в будущем и подписал». Словно в отказ на это Иваня Ильич начинает выболтать сказки из жизни мальчика Вани — и они будь здоров эффектно визуализируются, — в котором наш брат узнаем, конечно, Тюбик. Но Ваня ассоциируется и с самим Дрейденом, чему помогает приложенная к программке рисунок давнего рисунка Дрейдена «Рождественская елочка в 1949 году». Беспричинно кто не знает: манипулятор фантастически рисует, одну каплю лет назад в Петербурге проходила дивная чемпионат его работ. Спит хлопчик, за окном — для соседнем здании — висит чудовищный портрет вождя, НКВД в ночное время увозит «врага народа»: сие автобиографический рисунок. Отца будущего актера, театроведа Сима Дрейдена, в 1949 году отправили в бивуак.

Вся вторая баба спектакля будто вдохновлена биографией Дрейдена. Мероприятие переносится в Ленинград, подина живую музыку нас знакомят со счастливой семьей Тубиных: наместник петра-инженер, мама-пианист, дедушка «из бывших», до сей поры осеняющий себя крестным знамением, и дети — Ваня с Таней. (как) будто-то ночью следовать папой приезжают, задним числом чего детям ходят слухи, что он уехал возьми ответственную работу, спустя время исчезает и мама. Получай пионерском собрании чтеша пытается заставить Таню отречься с отца. Драматург спектакля Вета Щагина стилизовала молитва под вирши сталинской эпохи: «Отец Тубиной — (су)противник народа! // Вражья и подлая — весь их порода. // Благодетель, мать и даже микроскопичный брат // Передо страной виноват!». Ваня, в распознавание от сестры, ото отца отказывается. Этому предшествует сызнова одна история, опрокидывающая хронологию событий: Ваня — приёмыш детского дома, спасает одного с тараканов от травли и выхаживает его, некто вырастает до невиданных размеров, и по существу, что это самый важнейший из всех тараканов, какой хочет спасителя поблагодарить. Похоже на романтическую сказку Антония Погорельского ради Алешу и черную курицу, коли бы не специфическая благодарение таракана: он отводит мальчика в закром, где стоит большое число банок с сердцами лучших людей страны — лучшего писателя, лучшего композитора и т.д., — согласившихся выдать сердце и принять смену) него камень. Эту операцию проделывают и с мальчиком.

Как бы помня упреки Богомолову в амбивалентности его режиссерской позиции сообразно отношению к Сталину, Здоровенный высказался с плакатной ясностью. Натолий Петров, играющий таракана, загримирован почти Сталина-усача, в памяти всплывают и «Тараканьи смеются усищи» изо Мандельштама, и «Тараканище» Чуковского. Порядочный портрет Сталина раскрывает зубастую хавальник, готовую пожрать детей, тоже на портрет накладываются архивные позитив советских детей, пострадавших через режима, и получаются жуткие гибриды. Ируте Венгалите, которая решительно расцвела в спектаклях Могучего, играет учительницу (то) есть монстра, упивающегося своими обличительными «руладами». В каковой-то момент начинает виднеть(ся), что режиссер непомерно определенен и назидателен в отношении к праздник эпохе.

Но пригласить спектакль прямолинейным безграмотный получается: не лишь потому, что и старый и малый эти острые гротескные образы показаны можно представить глазами ребенка, из этого места упрощение и наивность телосложение, но и потому, по какой причине исследуется здесь никак не высшая власть в духе зло, а внушаемость человека. Годность человека подписать ябеда на учителя, отречься с отца и подавить в себя человечность ради идеологии. Самое страшное, сколько ты, сидящий в зале, понимаешь, а и сам в определенных обстоятельствах эпохи был в состоянии бы оказаться сходен к этому — как малое). Дьявол не придет к тебе двурогий, чтобы ты вдруг его просек, к продаже души только и можно идти и маленькими шажками. Содержимое спектакля тоньше, нежели кажется сначала. Тебя капля по увлекают в действие в духе в сказку, чтобы твоя милость вдруг почувствовал себя в положении того, который отрекся, сдал, подписал… а твоя милость не торопишься его заклеймить позором.

В памяти всплывает пока один сюжет, каковой театр, возможно, и далеко не имел в виду. Получи и распишись этой самой сцене многие годы играл Гена Лебедев, сын священника, в детстве наслушавшийся о томишко, что он «поповский выродок», и выдававший себя после сироту при живых родителях; после (этого отец и мать были объявлены врагами народа и убиты. А годы через, как раз тем временем, когда арестовали отца Дрейдена, Лебедев вышел возьми сцену Ленинградского театра имени Ленинского комсомола в роли молодого Сталина — в спектакле «Из искры», и спирт, как и режиссер Гуня Товстоногов, получил Сталинскую премию. И который знает, не не поминайте лихом того компромисса в их жизни, оказались бы они с годами в БДТ, чтобы пробуждать отнюдь не идеологические спектакли на манер «Идиота», где в лице Иннокентия Смоктуновского появилась сверху советской сцене «весна света», не то — не то «Мещан», где сверх Лебедева в роли старика Бессеменова оживал уклад жизни дореволюционной России.

В этом и важность новой части «Трех толстяков»: симпатия показывает противоречивость человека в предлагаемых обстоятельствах времени. Никак не спеши осудить. Без- зарекайся.

Автор — театровед, галерист, режиссер

Категория: Новости